Если бы вы оказались в его доме, вас поразили бы серые, мрачные занавеси, сползающие со всех стен и перегораживающие комнаты. Мебель грубая, запылённая, немногочисленная.
Хозяин квартиры встретил вас молча; посторонился, пропуская через порог. Он не испытывал неприязни к гостям, но тусклый, внимательный взгляд смотрел исподлобья, каждый миг ожидая удара.
Он грел воду в тяжёлом, неуклюжем чайнике. Горячий чай растапливал напряжённость, и в небольшой кухне становилось светлее. Вы начинали что-нибудь рассказывать. Он слушал вас внимательно и задумчиво, иногда застенчиво улыбаясь. На вопросы отвечал тихо и сдержанно.
***
Он покрывал улицу размашистыми шагами. Натолкнувшись на какого-то прохожего, пробормотал что-то себе под нос. «На себя посмотри!» - на всякий случай крикнул, не разобрав слов, прохожий.
Этого прохожего уже не было, а он задумался… и, придя домой, осторожно отодвинул уголок грубой серой ткани. На него взглянуло мрачное, почти страшное лицо с мучительно-пустыми глазами. Они смотрели друг на друга несколько секунд, и он не выдержал. Те глаза сковывали его, то лицо пугало.
Это случилось перед вашим приходом.
После он расправит плечи и меньше будет чеканить шаг. Он даже откроет окно, чтобы впустить свежий воздух в свои запылённые комнаты. Он снимет одну из портьер и открыто взглянет в пугающее лицо, и лицо покажется ему красивым…
А потом, может быть, вырвется из уличного шума и влетит в раскрытое окно полузнакомое «На себя посмотри!» И глаза снова взглянут испуганно и озлобленно. И свистнет в комнатах сильный порыв ветра, и упадут разом все занавеси (на самом деле они вовсе не тяжёлые).
И он увидит вокруг себя множество лиц – страшных, строгих, прожигающих его взглядом. Они будут глядеть из каждого угла, и ему некуда будет бежать. Десятки неживых, одинаковых лиц разом отразятся в нём одном.
Он замкнёт собой окруживший его строй отражений и пропадёт, растворившись в них…
Может быть, вы снова сможете прийти к нему. И, может быть, когда-нибудь он расскажет вам, почему в его доме так много зеркал.